ЛЮБОЙ ХУДОЖНИК, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, РАБОТАЕТ ДЛЯ СЕБЯ
Разговор по душам Д. Крымов – Т. Лавровская по окончании
спектакля «О-Й. ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ» по А.Н. Островскому
Режиссер Дмитрий Крымов. Неожиданный диалог со зрителем по окончании спектакля "О-й. Поздняя любовь" по пьесе А.Н.Островского в театре "Школа драматического искусства".
Дмитрий Крымов: «Художник, по-моему, должен ориентироваться на себя»
Дмитрий Крымов (подходит к разбушевавшейся зрительнице, назначившей ему встречу по окончании спектакля «О-Й. ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ»)
Крымов: Я уже боюсь Вас.
Зрительница: Бойтесь. После первого действия я хотела Вас убить.
Крымов: О,как! Хорошо, что остались на второе действие!
Зрительница: Я большего безобразия в своей жизни не видела.
Крымов: Правда? (иронично)
Зрительница: Но после второго действия я - плачу!
Крымов: Неужели такая разница?!
Зрительница: Первое действие, простите за откровенность, вызывает чувство отторжения, омерзения, ужаса, отвращения. Мы к такому не привыкли; для меня это - анти-искусство, шабаш ведьм, извращение молодежи нашей страны, наших зрителей. Это растаптывание всего святого и преподнесение уродства в качестве чуть ли не идеала. Мне трудно говорить, поэтому я говорю спонтанно. Я не уверена, что смогу это правильно объяснить.
Крымов: Почему Вы тогда решились поплакать после второго действия?
Зрительница: Я вообще никогда не плачу. Но я заплакала во время действия. Во-первых, у Вас гениальные актеры, этого не отнять. Но зачем Вы так плюете в душу. Те, кто ушли после первого действия, они ушли оплеванные. Вот и я себя чувствую полностью оплеванной. Нельзя бороться за чистоту и красоту, поливая грязью, плюя в души людей. И первое действие для меня, клянусь, было именно таким.
Крымов: Вы можете себе представить, что Вы ошибаетесь?
Зрительница: Да, я могу ошибаться, поскольку второе действие перевернуло меня. Можете это объяснить?
Крымов: Не знаю, что и сказать….
Зрительница: Многие не выдерживают. Я никогда не видела, чтобы здоровые мужики уходили из зала во время действия. Я видела их лица.
Крымов: Сегодня что-то такое особенное, обычно почти не уходят.
Зрительница: Нервы не выдерживают. Сложно выдержать просто чисто физически.
Крымов: Вообще у всех такие нервы, что порой не знаешь, где сорвется человек. Но, чтобы сорвался на моем спектакле, по-моему, это странно. Мне кажется есть другие вещи, на которых можно сорваться быстрее любому с любыми представлениями об искусстве.
Зрительница: Зачем Вы так жестко?
Крымов: Наверное, мы с Вами жесткость по-разному воспринимаем. Если бы Вы ее воспринимали так, как я, то вы бы не спрашивали. Я не хотел вызвать такой шок, который вызвал у Вас. Я не рассчитывал, что сначала меня будут ненавидеть, а потом будут плакать над моим произведением. Я просто делал, как я делаю.
Я, когда сделал спектакль в США с Барышниковым, - они гастролировали в Лос-Анджелесе - и ко мне подошел заведующий залом и спросил, хочу ли я знать, как реагируют на мой спектакль зрители. Я сказал со страхом: «Хочу»! Он говорит: 10 процентов уходят, 40 процентов, кому не нравится. Но они стоят и обсуждают, как Вы сейчас. А 50 процентов остаются в восторге. И он говорит, что это - хорошо! Мне очень нравится Ваша реакция, потому что я слышу столько хвалебных слов, что мне начинает казаться, что я нахожусь в варенье. Мне нравится, что уходят, что Вы были гневны, а потом расплакались, мне все это нравится. Я надеюсь, что это искусство и что я умею то, что я делаю.
Зрительница: Дело не в том: искусство это или не искусство. Вопрос: зачем? Как это влияет на людей нашей страны, которые слышат и видят грязь.
Крымов: Мои знакомые реагируют хорошо. Это не грязь. У нас разные представления о грязи. Это для меня потрясающая чистота.
Зрительница: Чистота?! Когда люди (то есть герои пьесы!) так издеваются друг на другом!
Крымов: Да, но это Островский. Вы читали Островского?
Зрительница: Читала давным-давно.
Крымов: Так все это написано. Мы все это перевели в юмористическо-саркастическую клоунаду. А там-то это происходит все всерьез.
Зрительница: А нашим людям это все надо?
Крымов: Посмеяться со стороны?
Зрительница: Это не смешно, а чудовищно грустно. Это не смех, смеются там, где не следовало бы.
Крымов: Следует, не следует, но в зале сплошной смех. Вы меня спрашиваете, как я мог это сделать, и мне неловко. Я так сделал, и я не совсем понимаю вопрос.
Зрительница: Театр должен дать лучшее душе, уму и сердцу. В театр приходят за возвышением и очищением.
Крымов: На кого Вы хотите, чтобы я ориентировался?
Зрительница: Я и спрашиваю, на кого Вы ориентируетесь, особенно в стране где людям очень тяжело жить.
Крымов: На себя. Я ориентируюсь на себя. Мне также жить в этой стране, как и другим.
Вы кто по профессии?
Зрительница: Кандидат экономических наук.
Крымов: То есть, к искусству Вы не имеете отношения?
Зрительница: К сожалению, нет.
Крымов: Художник, по-моему, должен ориентироваться на себя. А, потом он как бы поднимает руку, вылезает из окопа и кто-то говорит - да, а кто-то нет. Если я буду ориентироваться на Вас или на тех, кто ушел, или кто смеется, то я буду заниматься ерундой. Я занимаюсь серьезным делом. Я ориентируюсь на себя. Наш театр имеет много сторонников. Я делаю театр для себя.
Зрительница: Такого не бывает. Художник не может творить для себя.
Крымов: Как не может? А для кого? Я рад, что люди приходят, и я нахожу единомышленников. Но я не для них работаю. А для кого писала Цветаева? Маяковский? Для себя.
Любой художник, прежде всего, работает для себя.
Записали Алла Буловинова и Илья Золкин
Фото Ильи Золкина
Окультурить друзей: