Дмитрий Илларионов: «Музыка должна быть разной»

О современной гитарной музыке и о специфике переложений для гитары мы побеседовали с Дмитрием Илларионовым. Поводом послужил концерт Камерного оркестра Московской филармонии, который состоялся 1 мая в Рахманиновском зале Консерватории. Солистом выступил Дмитрий Илларионов, дирижер —народный артист России Феликс Коробов. Вечер был посвящен гитарной и лютневой музыке, в программе — произведения Моцарта, Вивальди, Джулиани и переложение для гитары сочинения современного композитора Алексея Шора «Морские пейзажи».

— В этом концерте прозвучала и лютня, и оригинальный концерт, написанный для гитары, и переложение скрипичного концерта — что связывает эти произведения?

Дмитрий Илларионов: Я люблю создавать концептуальные программы. Симфония № 4 Моцарта стала выбором маэстро Коробова, Алексея Шора и Вивальди мы утвердили сразу же, и я долго думал, музыку какого ещё композитора исполнить: может современного композитора, но потом остановился на Мауро Джулиани. Это прекрасный композитор, был другом Бетховена, помимо гитары играл на виолончели. И его произведение написано именно для гитары, в отличие от предыдущих авторов. Для исполнения Вивальди я взял в руки лютню (Концерт для лютни с оркестром ре мажор), а концерт Алексея Шора вообще изначально был написан для скрипки с оркестром, я делал переложение для гитары.
 

— Расскажите подробнее про вашу лютню, её редко можно услышать в наше время.

Д. И.: Моя лютня – это не лютня времён Вивальди, а более поздний инструмент. Существует масса разновидностей: инструменты короткие или, наоборот, очень длинные, с большим количеством дополнительных басов. Их называют по-разному: теорба, архилютня и даже китаррон. И всё это – лютни. Мой инструмент XIX века: когда лютня уже уступила популярность гитаре, была попытка сохранить интерес к инструменту. Таким образом появилась та разновидность лютни, на которой играю я — Вандерфогель.

Концерт Вивальди ре мажор часто исполняется, он написан для лютни со струнными, но в основном его играют гитаристы и на гитаре. Лютня – старинный инструмент с удивительным звучанием! Некоторые люди ошибочно полагают, что лютня является предком гитары. На самом деле они родственницы. Поскольку я играю на лютне и у меня есть этот инструмент, то при выборе программы у нас с маэстро Коробовым неожиданно родилась идея исполнить Вивальди именно с этим замечательным инструментом.

— Мауро Джулиани — тоже гость концертных программ… 

Д. И.: Концерт Мауро Джулиани – один из знаковых для меня. С ним я впервые сыграл с нашим выдающимся оркестром – БСО им. Чайковского, с ним я выступал в финале конкурса Сеговии в Испании. С одной стороны, это музыка бетховенской Вены, но тут уже много и от Россини: лёгкость, юмор. Очень люблю этот концерт. И мне кажется, что вместе с Коробовым и его замечательным оркестром мы нашли своё, свежее прочтение этого концерта.

— «Морские пейзажи» Алексея Шора довольно часто звучит на концертах, прежде всего в скрипичном варианте. Что нового принесла в произведение гитара?

Д. И.: «Морские пейзажи», вы правы, это не новое произведение. Оно часто исполняется, его играли и Максим Венгеров, и Рэй Чен, и Шломо Минц. Но сейчас мы представили абсолютно новую версию, версию для гитары с камерным оркестром.

По сути, мне нужно было переложить именно скрипичную сольную партию. Идея возникла сама по себе, я решил заняться этим произведением потому, что во-первых, мне музыка нравится — это очень образное сочинение, а во-вторых, я люблю делать что-то новое, а гитарных сочинений, насколько мне известно, у Алексея Шора нет. Задача, действительно, была непростая, так как «Морские пейзажи» написаны для другого инструмента. Важно, чтобы переложение было не хуже оригинала. Погрузившись в работу, я обнаружил что это сочинение, как ни странно, очень «гитарное». Я увидел массу возможностей передать те образы, которые Алексей вкладывает в эту музыку, но по-другому. После нашего выступления несколько человек, в том числе очень уважаемые мной музыканты, мне говорили, что гитара в этом произведении ту самую образную сферу возможно даже больше поддерживает и подчеркивает.

— Какие образы и атмосферу видите лично вы?

Д. И.: Я всю свою жизнь, всю свою музыкальную карьеру стараюсь не описывать образы какими-то конкретными словами, и максимально дистанцироваться от «программности» образов. То есть для меня это некая атмосферность, область чувств, которые зачастую очень сложно описать словами. Я знаю, что это такое, я знаю как, я это чувствую и передаю это в звуках через инструмент. Но так как в этом сочинении присутствует программа, всё становится очевидно из названия частей: «Заброшенный маяк», «Одинокий парус», «Надвигающийся шторм» и пр. Они довольно четко и ёмко передают этот характер. Допустим первая часть — это однозначно «светлая грусть», а вторая начинается уже в мажоре. И хотя эта грусть во второй части не исчезает, от неё совершенно другие ощущения. 

— Перекладывать произведения для гитары — частая практика для вас?

Д. И.: С одной стороны, именно с гитарой ситуаций непростая, учитывая что это, наверное, один из самых сложных музыкальных инструментов для композиторов. Ее сложно понять, если ты не гитарист. Я предполагаю, что для других инструментов, не умея играть на них, писать музыку проще. Поэтому в истории классической гитары, если композитор не умеет играть на гитаре, но хочет написать что-то для нашего инструмента, он, как правило, находит исполнителя. И уже тот делает исполнительскую редакцию. И это в порядке вещей, тут нет ничего странного и необычного.

В данном случае произведение «Морские пейзажи» — на слуху, люди его любят, оно известное. Если бы его никто до этого не слышал, и композитор предложил бы его мне, я бы как солист, получил эти ноты, изучил, что можно сыграть, что нет, и у нас бы шла работа с композитором. Но тут я не мог себе позволить что-то менять, мотивируя это тем, на гитаре это будет звучать лучше, потому что произведение есть, оно зафиксировано.

То есть ноты остались те же и я максимально сыграл всё так, как Алексей написал для скрипки. Но при этом я всё же сделал это несколько иначе, так, чтобы это хорошо прозвучало на гитаре. Скрипка отличается во многом от гитары: во-первых, на скрипке играют смычком и ноты тянутся. На гитаре (также как и на фортепиано), ноты не тянутся, они гаснут. Можно использовать на гитаре тремоло, тем самым продлить ноту. Но этот прием я использовал минимально, я больше использовал добавление аккордов, потому что настоящая гитара — это аккорды. Я часто сталкиваюсь с мнением не знакомых с классической гитарой слушателей, которые приходят к нам на концерты и удивляются, как это на гитаре можно сыграть сложные полифонические произведения, например, музыку Баха. А это возможно, хотя мы, конечно, и ограничены 6 струнами. Говоря обывательским языком, классические гитаристы умеют играть и музыкальную тему, и аккомпанемент одновременно. Зачастую я добавлял именно аккорды, добавлял какие-то дополнительные голоса, которые есть у оркестра, но в сольной скрипичной партии их не было. Нет смысла играть просто скрипичную партию, потому что это просто не прозвучит.

Лично я очень доволен результатом. Мне кажется, получилось действительно очень интересное сочинение, которое может стать частью репертуара для гитары.

— Слушатели тоже оценили, реакция зала была более чем бурной...

Д. И.: Насколько я понимаю, в итоге переложением были довольны и публика, и композитор. Мы закончили «Морскими пейзажами» первое отделение, и слушатели вскочили с мест, аплодировали стоя. Это такой редкий случай,

потому что у нас публика очень критичная и менее горячая как скажем в Латинской Америке, на юге США или в южных странах Европы, где зрители часто встают на ноги и начинают аплодировать. На родине это случается реже.

— Может, зрители были подготовлены?

Д. И.: Давайте сначала вообще разберёмся, кто приходит на концерт. Люди приходят или на произведение (на композитора), либо на исполнителя (солиста, оркестр). Думаю, что какой-то части этой публики знакомо творчество Алексея Шора, а «Морские пейзажи» — это, наверное, одно из самых популярных его произведений. Я знаю, что есть масса версий: для скрипичного квартета, для

камерного и симфонического оркестров, и даже версия для скрипки с фортепиано. Все они звучат по-разному, а тут появилась гитара, это очень необычно.

— Насколько часто вы делаете переложения для гитары?

Д. И.: Конечно, гитаристам приходится делать много переложений. Не могу сказать, что у гитары маленький репертуар, он достаточно большой. Просто иногда хочется сыграть ту музыку, которая возможно изначально не была написана для гитары, но которая, на взгляд исполнителя, хорошо прозвучит.

Сам факт, что играет гитарная музыка, как будто маркирует новую страницу, в том числе творчества Алексея, и это здорово, я считаю. В музыкальном мире постоянно появляются различные новые версии каких-то популярных сочинений, которые действительно нравятся публике, в этом нет ничего плохого. Если мы возьмем в пример ту же Чакону Баха (я ее тоже играю, в своём переложении) — это всем известное скрипичное сочинение, а я его играю на гитаре соло. И огромное количество людей во всём мире его играет, и это в том числе момент популяризации. Другой вопрос — как сделано переложение? Потому что сделать можно по-разному: можно плохо, а можно прекрасно.

Произведения должны жить, в том числе и в переложениях. Это как открыть какую-то новую дверцу, дать возникнуть новой истории. Особенно в случае с «Морскими пейзажами» — каждая версия по-своему окрашивает произведение. Это как картина при разном свете. При ночном свете она одна, а днём её видят абсолютно по-другому.

— Музыка Алексея Шора порой вызывает абсолютно противоположные реакции, есть мнения, что его музыка проста и незамысловата, Вы что об этом думаете?

 Д. И.: Тот факт, что многие выдающиеся музыканты играют его музыку, говорит о многом. Существует огромное количество разных мнений, и понятно, что ХХ век в композиторской технике принёс огромное количество новых веяний, техника сильно развивалась, изменялась. И на самом деле тот «сложный» авангард, который мы называем авангардом — это уже не современная музыка, ему больше 100 лет. И возвращение к простоте и мелодичности, которые несомненно присутствуют у Алексея в музыке — это вполне логичный ход истории. Лично я в этом не вижу ничего плохого. Мне эта музыка нравится, и я её с удовольствием играю. Я вижу, что она нравится публике... Я, например, очень люблю играть авангардную музыку, которая может быть понятна буквально нескольким десяткам людей, и это тоже важная часть моего творчества. Но эта музыка совсем другая, она достаточно своеобразная. Существует фестивали современной музыки, куда люди приходят специально послушать такую музыку. Но есть разная, опять же другая современная музыка, и музыка Алексея — она нравится публике, нравится исполнителям. Высказывания, о которых вы говорите, не с самой лучшей стороны показывают наше сообщество. Вот есть такое понятие как «сноб» — это об этом. А я все же считаю, что музыка должна быть разной.

— Какие впечатления остались после работы с Камерным оркестром консерватории?

Д. И.: Удивительный оркестр Консерватории – это студенты, но когда слушаешь их исполнение, то забываешь об этом. Так профессионально всё звучит. Несомненно, в этом огромная заслуга Феликса Коробова, очень чуткого и блистательного музыканта. Существует много разных дирижёров, с разными принципами, техниками, подходами. Но самое главное – насколько солисту удобно играть с оркестром. Мне очень удобно и комфортно, когда за пультом стоит маэстро Коробов.

Мы работали вместе всего один раз, но этот раз очень запомнился – в Большом зале консерватории в Москве на фестивале Дениса Мацуева «Crescendo». Неоднократно мы встречались с Феликсом после того памятного концерта и задумывали новые программы, поэтому, когда появилась идея этого концерта, было радостно. К тому же полностью программа на этот раз была совместная.