Николай Сличенко: «Когда мы друг друга слушаем, а не слышим, случается катастрофа»

В канун проведения творческого вечера, посвященного 95-летию Театра имени Вл. Маяковского и 100-летнему юбилею режиссёра и педагога Андрея Гончарова (2 января 1918 - 2001), возглавлявшего этот театр на протяжении более 30 лет, PR-менеджер Московского театрального центра «Вишневый сад» Илья Золкин, инициировавший и организовавший этот вечер в Культурном центре имени В.Я. Вульфа, взял несколько интервью у известных деятелей культуры и искусства, которые соприкасались с творчеством мастера. Среди них был не только народный артист России Игорь Костолевский, но и художественный руководитель цыганского театра «Ромэн», народный артист СССР Николай Сличенко. В 1972 году он окончил высшие режиссерские курсы при Государственном институте театрального искусства (ГИТИС), где учился у народного артиста СССР А.А. Гончарова.

Первое, на что обратил внимание Николай Алексеевич, когда журналисты переступили порог его дома, была уникальная коллекция разнообразных по размеру скульптур лошадей. Радовали глаз также многочисленные тарелки с их изображением, аккуратно развешанные по стенам, и несколько живописных картин, на которых молодой Николай Сличенко был изображен с лошадьми. Не скрывая волнения, любимый зрителями артист признался, что 50 лет назад первую лошадку ему подарила теща - мама его любимой жены, актрисы Тамиллы Агамировой, с которой он прожил 60 лет. «Она понимала, что я люблю лошадей, потому что все лошади цыганам – родственники. Вот в чем секрет».

А затем маэстро подвел гостей к укромному уголку своего иконостаса, где совершают ритуальное моление члены его семьи. И тут же не преминул рассказать эпизод из личной истории 75 летней давности.

= В 1942 году, когда шла война с немцами, мы жили на Украине, в Харькове, и кушать было нечего. Поэтому мы, ребята, дружившие дворами, если у кого-то был кусочек хлеба, делили его пополам. На дворе стоял март месяц. Папу расстреляли. Нас в семье осталось четверо. Мама была беременная. И я однажды, надев длинную дедову фуфайку, зашел к парню, с которым мы дружили. Он в это время что-то искал, чем бы затопить, так как было холодно. Пока мы болтали, вижу, что он вытаскивает какую-то доску, чтобы ее рубить. Но я вдруг ему говорю: «Подожди, не руби, отдай мне». Он заупрямился: «Ты шо, меня батька убьет». Я стал плакать. Тогда он взял эту черную штуку всю в мазуте и завернул мне в фуфайку. Когда я пришел с ней домой, мама, открыв дверь, спросила: «Сынок, что это?». Я отвечаю: «Не знаю». И протирать доску было бесполезно. Мама поставила ее в угол, а через неделю она преобразилась. Оказалось, что это Знаменская икона Божией матери, которая находится у меня уже 75 лет.

- Эта икона Вас бережет, потому что Вы ее сберегли тоже.

= Когда я батюшке рассказал об этом, он говорит: «Вы не только спасли икону, Вы спасли мальчика, который хотел разрубить ее».

Только после этого Николай Сличенко начал рассказывать о том, что cвязывало его с великим режиссером Андреем Гончаровым, у которого он учился. Постояв минуту молча в знак его памяти, он продолжил свое трогательное повествование.

= Андрей Александрович Гончаров всегда со мной. Это удивительно талантливый человек; его творчество невозможно забыть. Как режиссер, он принес много своей творческой благодати театру, в котором работал. А начну я вот с чего.

Когда война закончилась, и у нас не было, что кушать, мама отправила меня в цыганский колхоз, к родственникам. Там я жил с 1945 по 1950 годы. Цыгане меня кормили, поили, а я, чем мог, помогал им. Но в 1951-м меня приняли уже в цыганский театр «Ромэн». И все произошло не случайно, потому что вечерами, когда в цыганском колхозе, после работы, собиралась молодежь, то все пели и танцевали. И мне каждый раз, нет-нет, да и говорили, вот бы тебе в цыганский театр. И я так свыкся с этой мыслью, что вдруг решил ехать в Москву. При этом, все цыгане-колхозники, что-то продав свое, собрали деньги и купили мне билет до Москвы. Когда я сел в поезд, они, стоя у окна, запели мне цыганскую песню в дорогу. Это была какая-то сказка... В итоге я стал самым младшим в театре «Ромэн» и ко мне все относились как к ребенку, которого любит весь коллектив. Моя судьба сложилась так, что я всегда встречался с интересными, добрыми, талантливыми людьми, которые закладывали в меня только хорошее, даже такое слово, как «здравствуй», которое я слышал от каждого.

Потом я стал играть какие-то роли, ставить спектакли. Но ведь я пришел в театр неграмотным, поэтому пошел учиться в вечернюю школу, окончил десятилетку. И уже дальше произошла встреча с Андреем Гончаровым, у которого я решил заниматься на высших режиссерских курсах в ГИТИСе. Это был 1971 год. В течение года с лишним я не расставался с ним, несмотря на то, что в театре играл по 30 спектаклей в месяц. Я следил за его репетициями, ходил на его спектакли, знакомился с артистами, многие из которых стали моими друзьями. Это была моя судьба, дорога моей жизни. И в завершение учебы я сам поставил спектакль «Очарованный странник» по Лескову под названием «Грушенька», который получил высокую оценку.

В дальнейшем, к сожалению, мы редко встречались, так оба были очень заняты. Я стал руководителем театра, что не простое дело. Но все, связанное с Андреем Александровичем, осталось в моей душе.

- А какое главное качество должно все-таки отличать режиссера?

= Трудно сказать. Все зависит от драматургии, от артистов, от атмосферы, от всей постановочной ситуации. Это настолько все сложно, что беспокоит все время: и во сне и наяву. Например, свою «Грушеньку» я поставил во сне, потому что именно во сне мне приснились все картины спектакля и даже его декорации.

- А что Вы скажете о работе режиссера с актерами? Вот, Юрий Любимов работал с ними так, а Андрей Гончаров – иначе. А как Вы? Что общего и что надо? Или надо, или не надо?

= Это одним словом нельзя объяснить, так как режиссура - чрезвычайно непростое дело. Но когда мы друг друга слушаем, а не слышим, случается катастрофа. Так что надо слышать друг друга.

Алла Буловинова

На снимках: в гостеприимном доме Николая Сличенко.

Фото Ильи Золкина